Эпитет

ЭПИ́ТЕТ (от греч. ἐπίθετον, букв. — приложенное, прибавленное) — слово (реже словосочетание), определяющее предмет речи, подчеркивая к.-л. характерное свойство, качество. Удачный, свежий Э. усиливает выразительность и образность высказывания, обогащает его содержание, способствует созданию худож. образа. Умелое использование Э. позволяет избежать язык, штампов, изношенных лит. шаблонов.

Чаще всего Э. выступают прилаг. и наречия, реже — существительные (мороз-воевода, нос картофелиной, ноги циркулем и т. п.). Наиб. "обрастают" эпитетами слова, обозначающие состояние человека, проявление состояния (ум, память, любовь, восторг, тоска, улыбка, голос, жест и т. п.), объекты материального мира, издавна связанные с деят-ностью человека (море, степь, лес, поле и т. п.), породы деревьев и назв. животных, играющих важную роль в жизни данного народа (у русских: береза, дуб, ель, медведь, волк), а также отвлеченные существительные, актуальные для обществ. жизни (труд, дружба, борьба, слава и т. д.).

По положению в системе языка Э. разделяются на общеязыковые, народ-но-поэтич. и индивидуально-авторские.

1. Общеязыковые Э., т. е. свойственные общим нормам лит. словоупотребления, — это наиб. многочисленная группа слов. Напр., к слову "тишина" зафиксировано более 200 Э.: бездонная, беспробудная, глубокая, глухая, гробовая, мертвая, могильная, немая, плотная, сонная, чуткая и др. Среди общеязыковых Э. различаются: компаративные, в основе возникновения к-рых лежит сравнение, уподобление одного объекта другому (кошачья походка, газелий взгляд, резиновая улыбка, журавлиные ноги), антропоморфические, основанные на переносе признаков, свойств человека на явления природы (ласковое море, нежный ветер, тоскливая вьюга, унылая ива) и усилительно-тавтологические, повторяющие и усиливающие основное содержание определяемого (беззвучная тишина, зеркальная гладь, лихая беда).

2. Народно-поэтич. Э. пришли в лит. речь из устного нар. творчества и, как правило, сохраняют фольклорный колорит. Их осн. черта — постоянство и ограниченность сочетаемости: синее море, чистое поле, буйный ветер, красное солнце, серый волк и т. п. Многим нар.-поэт. Э. свойственно: а) употребление в усеченной форме (сыра земля, чисто поле); б) перенос ударения (зелено вино, шелковые луга); в) инверсия определяющего и определяемого (ветры буйные, ноги резвые, горе горькое).

3. Индивидуально-авторские Э. создаются на основе неожиданных, часто неповторимых смысловых ассоциаций, они обычно невоспроизводимы, а их употребление носит окказиональный характер: мармеладное настроение (А. Чехов), глубокая радость (А. Куприн), конфетная боль (Вс. Иванов), пещерное любопытство (Ф. Искандер), васильковый смех (Г. Горбовский), гранитный гром (Н. Рубцов), березовая грусть (И. Фоняков), ртутный дождь (В. Гроссман), оловянные слезы (Е. Евтушенко) и т. п. Хотя такое соединение слов лежит за пределами норм общелит. словоупотребления, яркие писательские находки создают эффект "оживления", усиливают выразительность худож. речи. По словам известного языковеда О. Есперсена, "непривычное выражение именно своей непривычностью привлекает наше внимание; вдумываясь в него, мы более глубоко проникаем в авторский замысел". Вот неск. нестандартных Э. из соч. А. Солженицына: чугунное несчастье, гремучая тайна, взрывчатые слова, штормовая речь, доверчивый почерк, котоусое лицо, яснорассудочная старость, дальнострельные глаза.

Значит. место среди индивидуально-авторских Э. занимают оксюмороны, т. е. словосочетания, содержащие противоположные понятия. Алогичность соединения слов создает психол. эффект, приковывает внимание читателя, повышает образность речи. Функции таких Э. сходны с приемом антитезы: седая юность (А. Герцен), живой труп (Л. Толстой), радостная печаль (В. Короленко), сладкая грусть (Куприн), грустная радость (С. Есенин), грустный восторг (Ю. Бондарев) и т. п.

Изучение Э. важно не только для повышения образности речи, но и для установления сферы сочетаемости слов, их потенциальной валентности. Так, словари обычно фиксируют два значения слова "дремучий": 1) труднопроходимый, густой: лес, бор, чаща, распространительно — волосы, борода; 2) полный, совершенный (о ком-, чем-либо отрицательном); невежда, глупость, пьянство, провинция и т. п. Мат-л же худож. лит-ры свидетельствует о б. широком спектре сочетаемости: дремучий воздух (О. Берггольц), дремучая трава (А. Твардовский), дремучие дожди (А. Кушнер), дремучая память (В. Лидин). Прилагательное "кромешный" в лит. языке вступает в сочетание со словами "ад" и "тьма", у писателей же возможность сочетаемости значительно расширяется: кромешная битва (В. Распутин), кромешная любовь (Н. Рубцов), кромешный взгляд (Горбовский). Разум неистощим в соображении понятий, как, по словам А. Пушкина, язык неистощим в соединении слов.

Применение Э., как и др. образных средств языка, нуждается в сдержанности, в чувстве меры. Еще Аристотель заметил, что "неумеренность здесь есть большее зло, чем речь простая (т. е. лишенная вовсе эпитетов): в последнем случае речь не имеет достоинства, а в первом она заключает в себе недостаток".

Лит.: Антич. теории языка и стиля. М.; Л., 1936; Веселовский А. Н. Из истории эпитета // А. Н. Веселовскии. Ист. поэтика. Л., 1940; Евгеньева А. П. О нек. поэтич. особенностях рус. устного эпоса 17—19 вв.: (Постоянный эпитет) // Тр. Отд. др.-рус. лит. Ин-та рус. лит-ры. М.; Л., 1948. Т. 6; Жирмунский В. М. К вопросу об эпитете // В. М. Жирмунсокий. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избр. тр. Л., 1977.

Словари: Зеленецкий А. А. Эпитеты лит. рус. речи. М., 1913; Ведерников Н. В. Краткий словарь эпитетов рус. языка. Л., 1975; Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Словарь эпитетов рус. лит. языка. Л., 1979.